Тяпочкин Дмитрий Александрович

                                                             ( 1894 - 1982 )

Ф.И.О.:  Тяпочкин Дмитрий Александрович

Сан:  архимандрит

Место:  рождения: Варшавская губ., г. Новый Двор.
             погребения: Белгородская обл., с. Ракитное в ограде Свято-Николаевского храма

Дата рождения:  1894 г. 19 век

Дата пострига:  1960 г. 20 век

Дата принятия сана:  1920 г. 20 век

Дата смерти:  19.04. 1982 г. 20 век

Церковная принадлежность: Русская Православная церковь

Образование: Семинария Холмская духовная -1911 г. 20 век    

Академия Московская духовная -1917 г. 20 век   -   1920 г. или 1921 20 век  

Должности и места служения:

Храм во имя свт. Николая Чудотворца в п. Ракитное  - 1961 г. 20 век   -   04. 1982 г. 20 век

Сан : Диакон - 1920 г. 20 век   -  1920 г. 20 век

          Священник -1920г. 20 век

          Протоирей -1920г. 20 век

          Архимандрит - 1970 г. 20 век - 04.1982 г. 20 век

Серафим (Тяпочкин Дмитрий Александрович), архимандрит.
Родился 26 октября 1894 г. в г. Новый Двор Варшавской губернии в дворянской семье. 
В 1911 г. после окончания духовного училища поступил в Холмскую семинарию. Там он окончательно утвердился в стремлении к пастырскому служению. На духовное формирование юноши значительное влияние оказал ректор семинарии архимандрит Серафим (Остроумов; + 1937), будущий епископ Белы Холмской. В 1917 г. как лучший воспитанник был направлен стипендиатом в Московскую духовную академию (и был здесь до роспуска студентов весной 1919 г.), где курс богословия в это время вел о. Павел Флоренский. 
Женился на учительнице. В 1920 г. епископом Евлампием, викарием Днепропетровской епархии был рукоположен во диакона, и в том же году - во пресвитера. 
С 1921 по 1936 гг. состоял благочинным Солонянского р-на Днепропетровской обл. (служил же в с. Михайловка). В это время о. Димитрию приходилось постоянно бороться с теми, кто пытался разорвать хитон Православной церкви: обновленцами, самосвятами, и раскольниками разных течений. Отстаивая чистоту Православной веры о. Димитрий неуклонно придерживался линии Патриаршего местоблюстителя Сергия (Страгородского). В 30-е г. о. Дмитрий был вынужден служить, переходя из храма в храм. Об этом донесли властям и ему приходилось постоянно скрываться. 
В 1940 г. арестован в с. Михайловка и осужден на десять лет ссылки за совершение тайных богослужений на дому. С 1940 по 1950 г. находился в ссылке в г. Игарке Красноярского края, а с 1950 по 1954 в Кахастане в районе озера Балхаш.
В 1953 г. скончалась супруга о. Димитрия.
В 1955 г. освобожден из ссылки и служил в Куйбышевской епархии. Был одним из участников знаменитого "Зоиного стояния" в Куйбышеве, чуда, происшедшего в 1956 г. и обратившего ко Христу множество людей.
В 1960 г. о. Серафим был назначен настоятелем Днепропетровского кафедрального собора, а в июле того же года - направлен в Курскую епархию настоятелем храма Успения Пресвятой Богородицы в с. Сосновка. 
Вскоре о. Димитрий подал прошение о принятии иночества. "Если не будет с моей стороны нарушением послушания, то дерзаю просить при постриге мне святое имя Преподобного Серафима Саровского, которого с детства почитаю небесным покровителем. В назначении меня его святейшеством в Курскую епархию, земную родину Преподобного Серафима, тоже вижу промысел Божий".
В июле 1960 г. епископ Курский и Белгородский Леонид (Поляков) постриг о. Димитрия в монашество с именем Серафим. 
С 1961 г. (уже в сане игумена) по день своей кончины о. Серафим был настоятелем храма во имя свт. Николая в пос. Ракитное Белгородской области. 
Служение о. Серафима было высоко оценено священноначалием. В 1970 г. он был удостоен сана архимандрита, 1974 г. Святейший Патриарх Пимен удостоил его права ношения второго креста с украшениями. В 1977 г. архимандрит Серафим был награжден орденом святого равноапостольного князя Владимира III ст. в 1980 - орденом преподобного Сергия Радонежского, в том же году к 60-летию патриаршей грамотой. 
О. Серафим пользовался большой любовью христиан и имел многих почитателей. Сохранились свидетельства об исцелениях по молитвам батюшки и случаях его прозорливости.
Несмотря на наступающую немощь, о. Серафим желал до конца своих дней служить у престола Божия. В последние дни Великого Поста 1982 г. о. Серафим тяжело заболел и попросил пособоровать его. 26 марта 1982 г. архиепископ Курский и Белгородский Хризостом в сослужении духовенства совершил над ним таинство Елеосвящения. 
Прикованный к постели о. Серафим до последнего дня причащался Христовых Таин. Он пребывал в ясном рассудке и неустанно молился. Господь сподобил его блаженной христианской кончины 19 апреля на второй день Пасхи. Последние слова старца были: "...И Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, всякое житейское ныне отложим попечение..."
21 апреля в среду Светлой седьмицы архиепископ Курский и Белгородский Хризостом при большом стечении духовенства и мирян совершил Божественную литургию и отпевание по пасхальному чину. После отпевания гроб с телом почившего пастыря при пении пасхальных ирмосов был обнесен вокруг храма. Могила о. Серафима находится вблизи Свято-Николаевского храма в Ракитном.
За долгие годы своего служения архимандрит Серафим стяжал многие благодатные дары: он обладал даром прозорливости, даром исцеления болящих. Есть много свидетельств таких чудесных случаев. 

Литература:
Сердце пустыни: Схиархимандрит Косма (Смирнов), архимандит Таврион (Батозский), архимандрит Серафим (Тяпочкин) / Архимандрит Виктор (Мамонтов). Москва: Свято-Филаретовская московская высшая православно-христианская школа, 2001. 93 с.: ил., портр.

СТОЯНИЕ СЕРАФИМА (ТЯПОЧКИНА)

К 25-летию кончины всероссийского старца

В середине весны 1982 года власти отменили автобусные рейсы в село Ракитное Белгородской области. Более того, билеты на поезда до Белгорода перестали продавать в Краснодаре, по всему Северному Кавказу, а возможно и в других местах. Причину случившегося утаить не удалось. В толпах у билетных касс люди шептались: «Говорят, в Белгороде умер какой-то святой». Это не было пустым слухом. 25 лет назад - 19 апреля 1982 года, на второй день после Светлого Христова Воскресения - отошёл ко Господу великий молитвенник архимандрит Серафим (Тяпочкин).

Духовные чада не сразу поверили в его смерть. За несколько лет до этого на Страстной седмице батюшка уже умирал. Когда дыхание его прекратилось, народ в храме страшно закричал, а душа отца Серафима, взмывшая вверх, услышала ласковый, просящий голос Божий: «Ты видишь этих людей, слышишь их вопли? Вернись к ним. Ты им нужен». Говорят, что первый раз батюшка умирал в 1933-м, в день похорон жены. Хотел уйти следом, но вернулся, чтобы позаботиться о трёх своих дочерях. Для нас смерть - это ужас перед неизведанным. Для святых - счастье: там, на Небе, их родина, встречу с которой приходится откладывать ради нас, бредущих по жизни впотьмах, не разбирая дороги.

Однажды, кажется в 1970-е годы, старца спросили: «Можно ли молиться царю Николаю и как?» Он ответил: «Неканонизированному Царю-мученику можно молиться так: «Господи, упокой душу усопшего раба Твоего царя-мученика Николая и святыми его молитвами прости моя прегрешения». Думается, что по этому же чину мы можем молиться и о самом батюшке до тех пор, пока он не будет прославлен на земле: «Господи, упокой душу усопшего раба Твоего Серафима и святыми его молитвами прости моя прегрешения».

«Никаких сомнений...»

Помянуть отца Серафима (Тяпочкина) в апреле этого года в Свято-Никольском храме райцентра Ракитное собралось около тысячи человек. Открыли памятник батюшке. Но и в будние дни, как рассказывает настоятель церкви отец Николай Германский, паломничество не прекращается. Каждый день почитатели памяти старца оставляют на его могилке записочки с просьбами, иногда приходят по несколько автобусов одновременно.

- Как обстоят дела с прославлением старца? - спрашиваю у отца Николая.

- Продолжаем собирать документы. Никаких сомнений в святости старца нет, но, согласно правилам о канонизации, требуются протоколы допросов отца Серафима. А найти их, мягко говоря, непросто. Суд состоялся в Павлограде, через который вскоре прокатились фашистские войска. Документы могли быть уничтожены при отступлении наших войск или вывезены в Германию, а впоследствии оказаться где угодно. Никто не знает, что с ними.

- В этом году вы установили памятник батюшке, кто его автор?

- Замечательный украинский скульптор Виталий Рожик - друг внука отца Серафима диакона Димитрия Тяпочкина. Отец Димитрий тоже подвизается сейчас на Украине. Что удивительно. Батюшка 21 год прослужил в Днепропетровской области, потом 15 лет провел в лагерях и ссылке и 21 год служил в России. Он скрепил два братских народа - русский и украинский. Очень почитает старца митрополит Харьковский Никодим.

- Я знаю, что несколько духовных чад стали архиереями?

- Да, это владыки Иннокентий Корсунский, Вадим Иркутский. Близки были к батюшке владыки Евлогий Владимирский, Евсевий Псковский, Алексий Орехово-Зуевский. И есть великое множество людей, ставших благодаря батюшке священниками или просто сумевших стать людьми. Иные падали и снова поднимались, потому что не исчезает чувство, что батюшка с нами. Его главным дарованием была любовь. Об этом говорят все знавшие его - нормальные, не экзальтированные люди.

Не умаляя других наших старцев, можно сказать, что равных отцу Серафиму в этом не было в минувшие десятилетия. К кому-то прикоснется ласково, кого-то погладит или поцелует, подойдет, утешит, отогреет - и человеку открывается, что такое любовь Христова. Это убеждало больше любой книги, больше чудес. Да, старец был прозорлив. Да, по его молитвам происходили исцеления. Но все эти дарования были следствием любви, он вымаливал помощь у Бога, потому что каждый человек был для него родным, любимым.

* * *

Очерк, который мы предлагаем сегодня читателям «Веры», подготовлен на основе материалов, собранных отцом Виктором (Мамонтовым) и другими почитателями старца.

Надо сказать, что написано было об отце Серафиме не мало, но не все соответствует действительности. Благодаря одной из таких ошибок я несколько лет назад и услышал о старце впервые. Вот как это случилось. Мне довелось в то время заняться сбором сведений о другом пастыре, подвизавшемся в Коми, архимандрите Серафиме (Полозе). Том самом священнике, который в середине 50-х стал участником истории, получившей название «Стояние Зои». Тот случай потряс православную Россию, привел в Церковь множество неверующих. Дело было в Самаре. Однажды девушка Зоя, оставшись без кавалера, схватила икону святителя Николая Чудотворца и начала с ней танцевать. Но вдруг застыла, словно обратившись в статую. Так и простояла несколько месяцев, а отец Серафим (Полоз) всё это время о ней заботился, принял образ из её рук, вымолил у Бога прощение для несчастной. Власти расправились с ним очень жестоко.

Рукописное сказание о Зое разошлось по стране в тысячах экземпляров. Самарскому батюшке в нём были посвящены восторженные слова, однако не сказано, кто он, куда пропал после удивительного события. И так вышло, что многие решили, будто речь шла о другом Серафиме - Тяпочкине. Старец от этой чести открещивался, как мог. «Ещё в молодые годы, - вспоминает известный иконописец отец Зинон, - когда я ездил из Троице-Сергиевой лавры к о.Серафиму, как-то во время исповеди я спросил у него, он ли брал икону из рук Зои. Я слышал от многих об этом происшествии, но не знал, насколько оно достоверно, поэтому решил спросить. Он сказал, я буквально помню его ответ: "Не внемлите"».

Между тем судьба старца Серафима не меньшее чудо, чем стояние Зои.

Становление

В конце XIX столетия в Варшаве встретились на балу и полюбили друг друга две светлые души - сын командира полка Русской армии Александр Тяпочкин и Элеонора Маковская, дочь премьер-министра польского правительства. Перед венчанием девушка приняла православную веру и новое имя - Александра, что стало причиной её разрыва со всем прежним кругом знакомств.

Почти все жития, составленные митрополитом Димитрием Ростовским, начинаются с того, что будущий святой родился в благочестивой семье. Расхожесть этой формулировки подчас вызывает улыбки, между тем способность к многолетнему подвигу действительно закладывается с младенчества. Александр и Александра Тяпочкины были глубоко религиозны, и когда их дитя Дмитрий, будучи семи лет от роду, пожелал поступить в Духовное училище, возражений не последовало. А надо сказать, что духовное образование получали в ту эпоху дети священников, реже - сыновья крестьян и мещан, в качестве исключения из правил - представители обедневших дворянских родов. Но внук полковника и премьер-министра, в семь лет решивший стать священником и получивший на это благословение родителей... Это было просто невероятно.

В 1911 г. Дмитрий поступил в семинарию, где окончательно укрепился в своём стремлении к пастырству. А вот Московскую Духовную академию ему закончить так и не удалось. В 1917 году она была закрыта большевиками.

Больше других учителей будущему старцу полюбился во время учёбы отец Павел Флоренский. Его фотографию отец Серафим повесил впоследствии в своей келье рядом с портретом святителя Игнатия Брянчанинова. Вспоминается, как в начале 1990-х иные неофиты кляли Флоренского еретиком. У него, действительно, была одна спорная мысль, которая не могла умалить заслуг этого выдающегося богослова, мученика.

* * *

Три года, последовавшие за революцией, Дмитрий занимался репетиторством, одно время был учителем географии в школе, где познакомился со своей будущей женой Антониной, преподавательницей математики. А 18 октября 1920 года принял священный сан в Днепропетровском Свято-Тихоновском монастыре. Вскоре стал благочинным Солонянского района и столь ревностно исполнял свой долг, что привлёк внимание богоборцев. Однажды люди, подосланные чекистами, попросили его совершить в их селе водоосвящение. Батюшка сел в бричку и поехал, но лошади вдруг понесли. Чтобы не выпасть, о.Димитрий лёг на дно повозки, и это спасло ему жизнь. Оказалось, что впереди священника ждала засада. Увидев скачущих во весь опор коней, безбожники заорали: «Стой!» - и начали стрелять, но впустую.

Затем батюшка много претерпел от обновленцев - предателей Церкви. Пали шесть пастырей его благочиния, но отец Димитрий устоял. Впоследствии, когда ему нужно было в анкетах отвечать на вопрос: «Состоял ли в обновленческом расколе?» - он отвечал: «Никогда». К этому можно было добавить, что о.Димитрий боролся с изменниками, как мог, убеждая запуганных священников и обманутых мирян вернуться под омофор Патриарха Тихона. Несколько раз его арестовывали, но отпускали. Когда закрыли храм отца Димитрия, он стал служить дома.

Дочь Нина Дмитриевна вспоминала, как приходили к отцу по ночам люди из разных мест, и он, чтобы исполнить требы, оврагами пробирался с ними в дальние селения. Иногда его не было дома по три-четыре дня, и дети сидели в холоде, голодные, боясь выйти из дома. Чтобы прокормиться, пришлось устроиться охранником на железнодорожный склад, где ночью в сторожке собирались на молитвы верные прихожане. Там, в сторожке, отца Димитрия и арестовали. Это случилось в 1940-м. Господь призвал его к новому месту служения.

Лагерь

Писатель В.Шаламов с большой убедительностью описал, как человек в лагере перестаёт быть человеком. Даже лучшие каменеют, самое большее, на что их хватает, - не совершать больших подлостей. Но рассказывал Шаламов всё больше о тех, кто, подобно ему, потерял веру. Отправить отца Димитрия в лагерь было заведомой ошибкой со стороны большевиков. Он раскрылся там с большой силой. Исповедовал, сшив из двух полотенец с крестами епитрахиль, отпевал, крестил и один раз даже венчал. Умудрился подготовить хор из заключённых, которые его чрезвычайно полюбили. И всё это происходило посреди каторжных, невыносимых работ, убивавших батюшку год за годом.

Когда истёк срок десятилетнего заключения, начальник лагеря спросил о.Димитрия:

- Что ты намерен делать на свободе?

- Я священник, служить намерен.

- Ну, если служить... тогда ещё посиди.

Начальник не понимал, какое благодеяние оказывает многим людям, которые благодаря батюшке смогли оттаять, сохранить душу. Главной мукой батюшки были думы о близких, оставшихся на воле. В письме дочери отец Димитрий писал из ссылки:

«Дорогая дщерь моя, незабвенная Мавро! Душа моя скорбит смертельно. Вспоминая Гефсиманский подвиг Христа Спасителя, нахожу утешение и своей скорбящей душе. Скорблю, скорблю тяжело; скорблю о себе, скорблю о детях, сродниках своих, скорблю о пастве своей, скорблю о чадах своих духовных, скорблю о любящих, помнящих обо мне и ожидающих моего возвращения ныне...»

О самом счастливом событии в жизни батюшки во время ссылки рассказал его ученик священник Валерий Бояринцев:

«Будучи в ссылке, отец Серафим усердно молился Богу, причем, как он вспоминал, память его полностью воспроизводила дневной круг богослужения... Недалеко от того места, где он работал (по немощи ему приходилось трудиться огородником, а в дальнейшем - сторожем), находился храм. Он даже иногда заходил в этот храм, стоял у дверей, остриженный. И вот однажды на Пасху настоятель позвал его в алтарь. Для ссыльного священника это, конечно, было настоящим чудом. Облачившись, батюшка сослужил настоятелю на пасхальной заутрене. Потом он не мог говорить о тех своих переживаниях без слез. Навсегда он запомнил имя того священника - протоиерей Митрофан. Как оказалось, отец Митрофан увидел сон, в котором ему было велено пригласить в алтарь человека, стоящего в дверях. Ему было открыто, что это - священник. Этим повелением он не мог пренебречь. И в дальнейшем он не раз приглашал батюшку сослужить ему, хотя это грозило ему серьезными неприятностями: он мог потерять место или даже мог быть арестован».

На свободе

На волю батюшка вышел в 1955 году измождённым, больным. Поражены были все внутренние органы, удушающий кашель не прекращался, и дочери просили: «Папочка, отдохни, подлечись. Мы так устали от репрессий, прошедшей войны, только тебя нашли, а ты опять от нас уходишь». Батюшка ответил им: «Я всегда был с вами и буду с вами, мои родные сиротки, всегда».

В 1960-м его назначили настоятелем Днепропетровского кафедрального собора. С материальной точки зрения, это было, что называется, «золотое дно», но, как пишет архимандрит Виктор (Мамонтов), отец Димитрий сумел очень быстро себя скомпрометировать в глазах властей и вызвать раздражение священников, служивших под его началом в соборе: «Встретив собрата, мученика, страдальца, они глядели на него как на какое-то странное существо. Среди них о.Димитрий выглядел белой вороной: худой, бледный, больной, плохо одет, хотя и аккуратно, всё на нём латаное-перелатаное. Никаких великолепных ряс...»

В домике при храме он занимал комнатку, где ничего не было, кроме кровати, стола и табуретки. Однажды прихожане раздобыли кое-что из одежды, принесли. Батюшка примерил, поблагодарил со слезами и... всё раздал нуждающимся. Такой настоятель мало кому был нужен. Пошли доносы, и очень скоро местный уполномоченный по делам религии сообщил батюшке, что регистрация у него отнимается и сроку даётся на то, чтобы покинуть область, два дня. Какое-то время отец Димитрий скрывался у прихожан, но его выследили и изгнали из города. Деваться было решительно некуда. Священник, лишившийся регистрации, попадал в «чёрный список», устроиться никуда не мог. Батюшка, однако, не сдался. Целый месяц ждал приёма у Патриарха, ночуя на вокзале.

Епископ Леонид

И тогда, как пишет отец Виктор (Мамонтов), скорбь батюшки обратилась в радость: «В канцелярии Патриарха он встретил епископа Леонида (Полякова, 1913-1990), правящего Курской и Белгородской епархией. Разговорились. Документов у о.Димитрия на руках не было, но владыка Леонид их и не требовал. Он сразу же взял о.Димитрия в свою епархию. Владыка принял в сердце гонимого праведника и был рад, что Господь послал ему такого пастыря».

Епископ Леонид был одним из самых замечательных русских архипастырей в ХХ веке. Вот что пишет отец Виктор: «Вспоминаю, как в дни будничных служб владыка входил в нижний храм Рижского кафедрального собора в скромном подряснике, вставал вместе с бабушками посреди храма и начинал петь с ними всю Евхаристию, иногда сам и свечу выносил. Он был немногословен, не требовал к себе внимания, не любил быть на виду. В церковном обществе с его духовной узостью, боязнью всего творческого, живого, владыка был одинок». «Это было одиночество Христа, - вспоминал о нём один из монахов, хорошо знакомый с владыкой, - любящего полноценной непритворной любовью и не находящего себе ответной искренней любви среди христиан».

В 1965 году он, владыка Леонид, присоединился к семи епископам во главе с архиепископом Ермогеном (Голубевым), которые восстали против насилий власти над Церковью. После этого его начнут переводить с одной кафедры на другую, пока он, наконец, не окажется в Риге, где и закончится земная жизнь этого мужественного архиерея. В те годы он был одним из немногих, доверившихся словам Христа: «Не бойтесь». Он и не боялся. Принимал к себе оклеветанных, отверженных священнослужителей, но в то же время нещадно обличал тех, у кого жизнь, что называется, «удалась». «Верующие бегают из храма в храм, - говорил он в одной из проповедей, - в поисках истинного пастыря, а священникам нечего им дать: они потеряли благоговение перед Престолом, перед жертвенником Любви Божией. Терния подавили пшеницу в их сердце, и они сами топчут робкие всходы веры в душах своих прихожан».

О том, как болело у него сердце о священстве, говорит такое обстоятельство. Иногда во время рукоположения новых пастырей люди вдруг замечали, что владыка плачет. Плакал он и от волнения, и от радости, и от предвидения тех горестей, которые ждали выпущенных им в мир батюшек. «Казалось, - передаёт свои впечатления отец Виктор (Мамонтов), - он хотел омыть все предыдущие и последующие грехи малоподготовленных ставленников, чтобы ожило их сердце, согретое сострадающей любовью Господа, греющего и питающего Свою Церковь».

Отца Серафима (Тяпочкина) владыка полюбил сразу и навсегда, не как начальник подчинённого, не по обязанности, а как сирота, вдруг обретший отца.

- Я вам такого батюшку дам, какого у вас никогда не было, - поспешил порадовать владыка Екатерину Лучину, хлопотавшую о священнике для своего прихода в селе Ракитном.

Ракитное

«Сижу с членами церковного совета в приёмной канцелярии владыки, - рассказывала впоследствии Екатерина. - Среди ожидающих вижу старенького священника. Он смотрел на нас. Говорю себе: "Это наш батюшка". Через некоторое время вызывают: "Ракитное". Батюшка встаёт. Он показался мне как в поле: худенький, бедненький. Вошли вместе. Потом батюшку посадили в машину и увезли к уполномоченному на приём. Увиделись снова на вокзале. Он сидел возле стены, сложив руки. От станции везли нас в машине с будкой, трясло, батюшка держался за край брезента...»

Однако церковный совет в Ракитном восторгов владыки и Екатерины не разделил. «Ты сухого привезла, шкелета», - стали ругаться члены двадцатки. Староста храма пошла ещё дальше, избила Екатерину прямо в храме. Прожила староста после этого недолго. Однажды упала лицом в лужу. Когда её подняли, уже не дышала. В домике, где поселили батюшку, было холодно, нетоплено. Он сидел на полу, наливал какую-то ржавую воду в консервную баночку и обмакивал в неё сухарик. Но пришёл день, когда старостой стала Екатерина Лучина, и внутри прихода всё как-то устроилось. Да и «шкелета» народ довольно быстро полюбил.

Продолжение