* * *

Поначалу боялись, что у него не хватит сил восстановить церковь. В разорённом храме кричали совы, грачи, падали камни из ветшающих стен, исписанных мерзкими словами. Пол был в таком состоянии, что Екатерина сквозь него провалилась однажды в подвал. А тут ещё священник - совершенный бессребреник, денег за требы не берёт, вообще к мирскому равнодушен. Но, во-первых, другой бы и не сдюжил. Перед службой батюшка убирал снег в алтаре, а когда выходил с Чашей причащать, его рука дрожала от холода, губы прилипали к Чаше, когда её целовали. Во-вторых, слух о дивном пастыре быстро прокатился по Руси, и в церковь началось паломничество, не иссякающее доныне. Постепенно появились строители, архитекторы, богомазы, в том числе один из лучших современных иконописцев - архимандрит Зинон.

Отец Серафим не сказать чтобы сильно пёкся о строительстве, но всё как-то самой собой выходило. Своё новое имя он приобрёл вскоре по прибытии в Ракитное, вместе с иноческим чином. В прошении на имя владыки он писал: «Если не будет нарушением с моей стороны послушания, то дерзаю просить при постриге дать мне святое имя преподобного Серафима Саровского, которого с детства своего почитаю покровителем своим».

Пастырь

Архиепископ Евлогий (Смирнов) вспоминал о батюшке:

«Это был не обличитель, который знал всё о человеке, но близкий и родной человек. Не было во мне и страха, удерживающего от исповеди, наше общение скорее походило на доверительную беседу сына с отцом. После разрешительной молитвы батюшка обнял меня и крепко, довольно сильно прижал мою голову к своей, как бы омягчая её буйность, а может, таким образом вложил силу своих охранительных молитв на мою дальнейшую пастырскую и архипастырскую жизнь».

«Не рассказать словами о той неизречённой любви, которую чувствуешь, когда находишься около старца, когда общаешься с ним, - вспоминает протоиерей Анатолий Шашков. - Ты как бы рождаешься заново, на сердце одна только любовь, и радость, и лёгкость необычайная, словно крылья вырастают. Ни от чего другого не получал я такого ощущения радости».

Постепенно раскрывались одно за другим дарования отца Серафима. Например, дар прозорливости помогал справиться с потоком паломников. Часто люди еще не успевали задать вопрос, как уже получали точный, спасительный в их ситуации ответ. Однажды больная раба Божия Надежда из Белгорода, приехавшая к батюшке, не могла пробиться к отцу Серафиму, стояла в толпе и плакала от отчаяния. Но батюшка, выйдя из храма, вдруг посмотрел в её сторону и сказал: «Надежда, не соглашайтесь на операцию». Правда, были и такие, кому батюшка давал возможность выговориться, готов был беседовать, слушать часами, иных держал близ себя не по одному месяцу. Это было необходимо, чтобы люди потрудились душой, - никакого совета старца они бы не приняли без уроков послушания и терпения. Это шло у отца Серафима не от ума. Господь ему открывал, какой подход более всего приемлем в том или ином случае. Батюшке много сил приходилось прилагать, чтобы объяснять людям, видевшим в нём какого-то мага, что сам он никого не исцеляет, не видит людей насквозь. Всё совершается по молитве.

Однажды после службы в храм принесли на носилках больного мужчину, совершенно недвижимого. Отец Серафим не спеша вошёл в алтарь, взял напрестольный крест, елей. Затем возле больного сотворил молитву, помазал его елеем и осенил крестом. Из храма расслабленный вышел уже самостоятельно.

Протоиерей Анатолий Шашков вспоминает:

«Моя супруга Анна занемогла так, что врачи, разводя руками, говорили только одно: "Она безнадёжна, медицина помочь тут не в силах, жить ей осталось не более двух месяцев". Тогда мы решили поехать к отцу Серафиму. Принял нас батюшка, обласкал, выслушал и говорит: "Вы, матушка, подальше держитесь от лекарств, много вы их употребляете, будем надеяться на милость Божию и на Его целительные силы. Почаще причащайтесь Святых Христовых Даров, и Господь облегчит вашу болезнь". Исполнив совет старца, матушка моя оправилась от недуга, жива и здорова вот уже семнадцать лет, родила мне девятого сына».

Гонители

Для людей с подлинно христианским мирочувствием важно всё достойное, что есть в человеке. Они видят нас в истинном свете Божественной любви, как бы низко мы ни пали. Гонители отца Серафима терялись, когда его ласковый взор проникал в их сердца, взгляд этот был лишён даже тени лукавства или позы, когда вроде и по-доброму на тебя смотрят, но при этом не замечают.

А ведь поводов озлобиться было много. «Контроль был сильный со стороны властей, - вспоминает внук батюшки Димитрий. - Все встречи, беседы проводились по дороге в храм, на исповеди и по дороге из храма. В те годы была очень тонкая конспирация, которая забирала много нервов и сил, но зато это фильтровало, и приходили только истинно верующие люди, жаждущие духовного окормления. Дедушка долго не хотел перебираться в новый домик возле храма по той причине, что туда труднее проникнуть новому человеку - всё на виду. И новый удобный домик пустовал не один год». На богомольцев власти устраивали облавы, как на нарушителей паспортного режима, их насильственно отправляли на работы в колхоз.

Но, как замечательно подметил отец Виктор (Мамонтов), на всякое понижение нравственного уровня о.Серафим отвечал только его повышением. «Однажды, когда он ехал в автобусе в Готню, - вспоминает староста Екатерина Лучина, - один пассажир схватил батюшку за грудь: "Надел на себя маску с бородой!" "Напрасно ты так думаешь", - очень спокойно ответил ему батюшка. Мужчина затих».

Староста Екатерина рассказывала, как в один из дней в храм нагрянули местные власти, чтобы поставить на место «обнаглевшего попа». Дело в том, что безо всяких согласований в церковной ограде была построена маленькая просфорня. Кто имел дело с законами того времени, знает, что даже обычный гражданин мог позволить себе построить какой-нибудь курятник лишь после бесчисленных согласований. А тут священник. За такое запросто лишали регистрации. Важные, с папками, вошли представители администрации в церковный дом с уже готовым планом действий, ничего хорошего отцу Серафиму не обещавшим. Иного пастыря пробил бы в подобной ситуации холодный пот, другой бросал бы мрачные взгляды, третий стал заискивать, а батюшка... обрадовался и добродушно обратился к келейнице: «Матушка Иоасафа, какие к нам гости пришли!» Посадил пришедших за стол, напоил чаем, стал расспрашивать о жизни. Гости были смущены, сначала отвечали кто робко, кто холодно, но потом оттаяли. Когда пришло время расставаться - это были люди, с которых сошла всякая шелуха, мирные, просветлевшие. «Даже из нынешних волков, - писал Григорий Богослов, - многих надо будет мне причислить к овцам, а может быть и к пастырям». «Кто не против вас, тот за вас» - учил Господь.

Батюшка считал, что гонители больше других нуждаются в духовной помощи. Они были блудными, то есть самыми дорогими сынами и дщерями.

Католичка

Девушка-католичка Мария Цауна приехала в Ракитное из Риги. Она работала там фельдшером и однажды, ухаживая за больной из числа православных, услышала о старце Серафиме. «У меня появилось огромное желание, - вспоминает Мария, - поехать...» - и это несмотря на предупреждение, что попасть к нему будет очень трудно. Но девушка мечтала хотя бы посмотреть на человека, исполненного апостольского духа. Когда добралась до места, услышала, что батюшка болен. Утешилась тем, что дорога в Ракитное ей теперь знакома, в отпуск можно будет приехать сюда снова. На второй день пришла в храм и, когда видела какого-нибудь старенького священника, спрашивала, не он ли о.Серафим. Когда старец вошёл в храм, вернее, когда его провели через алтарные двери, она не увидела, но сразу почувствовала его присутствие, и у неё полились слёзы, не могла их остановить.

О том, что было дальше, она рассказывает так: «Я пробиралась среди людей поближе к алтарю, вернее к солее, чтобы увидеть о.Серафима. Отец Григорий, постоянный помощник батюшки, принимал исповедь. Он спросил у меня:

- Исповедоваться пришла?

- Нет, - отвечала я.

- Не желаете?

Я ему сказала, что я католичка.

Через некоторое время пробралась совсем близко к солее. Отец Серафим вышел исповедовать только пятерых семинаристов, приехавших из Сергиева Посада. По телесной немощи всех он уже не принимал.

У меня всё ещё лились слёзы, я не могла их остановить. Закончив исповедь, о.Серафим почему-то не ушёл в алтарь, а стоял у аналоя и молился. Я думала только о том, как бы мне попасть к нему на приём.

Передала свечу, чтобы её затеплили перед иконой святителя Николая, находящейся в иконостасе. Стою и смотрю на икону - прошу Николая Чудотворца о помощи. Вдруг один из семинаристов говорит: "Проходите!" - и открыл дверцу ограды солеи, которую закрывали, потому что некоторые одержимые пытались прорваться и вбежать в алтарь.

Конечно, я не подозревала, что это меня касается, и поэтому стояла на своём месте. Он снова говорит: "Проходите!" Тогда я с удивлением спросила: "Это мне проходить?" Он говорит: "Да, отец Серафим ждёт". От волнения и удивления не могла сдвинуться с места. Повернула голову к святителю Николаю и попросила у него благословения подойти к о.Серафиму, так как мне открылось, что он совершил надо мной чудо. Я поняла, что о.Серафим ждал меня и молился обо мне, не отходя от аналоя. Подошла к нему. Он спросил:

- Ты исповедоваться пришла?

Уверенно сказала: "Да". Потом пояснила, что я католичка.

- А ты желаешь принимать православие?

Твёрдо ответила: "Да". Потом, как бы сознавая свои слова, добавляю:

- Вам лучше знать, как мне быть.

- А ты знакома с православием?

Сказала, что у меня есть знакомые православные, что хожу в православный храм и всегда ставлю свечи святителю Николаю.

- Переходи , - сказал о.Серафим.

Спрашиваю:

- Мне надо будет креститься?..

- Крещение одно. У тебя всё сделано, что нужно.

- Когда мне принять православие?

О.Серафим отвечает: "Чем быстрее, тем лучше". И накрывает меня епитрахилью. Потом просит, чтобы после службы я шла за ним в келью. Войдя в неё, почувствовала себя самым счастливым человеком на земле. Он попросил меня по приезде в Ригу подойти к владыке Леониду, всё рассказать ему и попросить у него благословение. Я тогда не знала, что наш митрополит тоже духовное чадо о.Серафима. Батюшка просил меня ещё раз приехать к нему на Троицу, чтобы завершить переход в православие. Я это сделала, о.Серафим стал моим духовным отцом».

...В связи с этим вспоминается рассказ об одном монахе в Псково-Печерской лавре, который всё время повторял: «Ненавижу католиков». Кого он мог обратить в православие, если сам в него ещё не пришёл? Здесь важно отметить, что отец Серафим не пытался разоблачать католицизм или убеждать, что православие - единственная истинная религия. В этом не было никакой необходимости. Довольно было взглянуть на него, и всё становилось ясно без слов.

Молитва

«Во время молитвы, - вспоминает насельница Пюхтицкого монастыря Ольга Удальцова, - он стоял, и тело его было совершенно неподвижно. Такое впечатление, что старец как бы покинул его. Лицо, обычно бледное, пламенело».

Вот обычный день старца, когда не было службы в храме.

4:00 - подъём, келейная молитва до 7:00.

7:00 - 9:00 - общая молитва.

9:00 - 10:00 - завтрак.

10:00 - 12:00 - отдых.

12:00 - 13:00, иногда до 15:00 - приём болящих.

13:00 - 16:00 - келейная дневная молитва.

16:00 - 17:00 - обед.

17:00 - 19:00 - отдых.

19:00 - 21:00 - беседы с прихожанами.

21:00 - 22:00 - ужин.

22:00 - 23:00 - отдых.

23:00 - 1:00 - вечерние молитвы.

1:00 - 4:00 - ночной сон и вечернее правило.

Когда батюшка сильно переутомлялся, то ложился ненадолго на кровать, не снимая сапог. Подремлет пятнадцать-двадцать минут, и - на молитву. Часто так и спал, не снимая сапог. Батюшка не исполнял молитву как долг, она была для него внутренней потребностью. Отсутствие богослужебных книг в его келье не было помехой: память его полностью воспроизводила дневной круг богослужения. Когда он болел, читал целые главы из Евангелия наизусть.

«Мы все родственники»

Самым близким человеком, утешением на старости лет стал для батюшки его внук Димитрий.

«Рано утром я проснулся от какого-то беспокойства, - пишет Димитрий о своей первой встрече с дедушкой. - На стуле возле кровати сидел и плакал худой, весь седой и с очень добрыми глазами человек. Дедушкиных фотографий я раньше не видел, да и вообще никто меня вниманием не баловал, а тут смотрит на меня человек и плачет. Я растерялся и тоже заплакал навзрыд и, помню, страшно испугался, несмотря на то, что я слыл за смелого парня, - редкая драка обходилась без меня. Дедушка обнял мою голову, начал успокаивать. Я перестал плакать и потерял сознание. Очнулся в объятиях дедушки. Тут же оделся, и мы пошли в храм. С тех пор душой мы вместе, надеюсь, навсегда».

* * *

Однажды, после продолжительной службы, о.Серафим вышел на паперть и стал всматриваться в окружающие его лица. Вдалеке он увидел на каталке безногого старичка, который из-за большого стечения народа не мог приблизиться к батюшке. О.Серафим направился к нему, нагнувшись, целовал его в голову, обнимал. «Я думал, - говорит внук батюшки Димитрий, - это его старый друг. Спросил дедушку: "Кто это? Родственник?" Дедушка ответил: "Мы все родственники, а этот раб Божий приехал издалека разделить с нами Пасхальную радость"».

«Утром дедушка, - вспоминает Димитрий, - выходя из кельи, громко пел: "Слава в вышних Богу и на земли мир". Это он так меня будил».

* * *

«После дождя в храм шли всегда очень медленно, - вспоминает внук Димитрий. - Нужно было обойти всех червячков, жучков, паучков. Дедушка шёл впереди и внимательно следил, чтобы никто не наступил на них».

* * *

Однажды Димитрий позабыл поздравить дедушку с возведением в сан архимандрита и награждением вторым крестом. По дороге из храма решил исправить ошибку, на что о.Серафим тихо произнёс: «Митенька, Господь давно дал мне священный сан. Это и есть та высшая награда, которой я удостоился до конца своей жизни у Господа. Архимандритство, митра и прочие награды меня мало интересуют. Ведь я "поп-тихоновец", как было написано в моём уголовном деле, и это настолько для меня драгоценно, что заменяет все награды». И добавил: «Слава Богу, что я не благочинный». От звания благочинного о.Серафим отказался.

Однажды на вопрос внука: «После архимандритства бывает епископство?» - батюшка медленно ответил: «Да, епископство. Но не для тихоновца».

* * *

Как-то Димитрий зашёл к старцу с просьбой благословить его в дорогу, нужно было отправляться на учебу. «Он отдыхал, - пишет Димитрий. - Вслед за мной вошёл архиепископ Соликамский Николай, старый друг дедушки. Они были почти ровесники. Дедушка начал подниматься навстречу владыке, но тот попросил его не вставать, и мы сели на стулья. Так мы вдвоём и сидели минут двадцать. Потом дедушка сказал мне: "Ты пока собирайся, а мы с владыкой побеседуем. Потом зайдёшь". Я подождал за дверью минут десять, но, не слыша никакого разговора, снова вошёл. Владыка Николай сидел с закрытыми глазами. Дедушка, казалось, спал. Но только я вошёл, владыка встал и говорит: "Вы, Ваше преподобие, пока проводите внука, а то он торопится (я действительно торопился), я потом зайду, мы ещё побеседуем". Я был очень удивлён этой неземной беседой. За тридцать минут они не сказали друг другу пяти слов».

Когда батюшка в 1980 году заболел, владыка Николай, его духовный сын, несмотря на преклонный возраст и болезни (ему было 87 лет), приехал в Ракитное и жил у о.Серафима две недели. «Теперь я за вами буду смотреть», - сказал он.

* * *

«Он сидит в садике в кресле, цветут яблони, акации, аромат в саду. Смотрю на дедушку, вроде бы спит. На лице никаких признаков жизни, весь белый, опускаю глаза и вижу, что чётки в его руках движутся. Я всё ещё в оцепенении, притронулся к его руке, а он открыл глаза и, как ни в чём не бывало, говорит: "Хорошо как в саду". И заплакал».

* * *

«Делая из дубовых досок гроб, мы не сомневались, что наш глазомер не подведет, ведь батюшка у всех нас был перед глазами. Но тело отца Серафима намного превосходило те размеры, которые мы брали за основу. Он был высокий, примерно метр девяносто. Это с годами он сгибался под тяжестью креста, который мы своими тяготами, грехами, неразумием возложили на его плечи, и он один нёс его за всех нас. Только вот духом и скорбями он возвышался над всеми нами, и сегодня мы вряд ли можем постичь ту духовную высоту, на которую вознес его Господь».